Режиссер Олег Загуменнов о «Людях, зверях, бананах» В наше время драматургия Аллы Соколовой уже стала историей. А в конце 70-х ее пьесы восхищали режиссеров и актеров отточенным драматическим слогом и своей непредсказуемостью. Спектакли по ее пьесам шли практически во всех театрах страны, экранизации некоторых из них вошли в ряд лучших советских фильмов этого периода. Пожалуй, самым знаменитым киновоплощением пьес Соколовой явились «Фантазии Фарятьева», ставшие знаковыми для целого поколения. Недавно в Саратовском театре русской комедии началась работа на другой известной пьесой Аллы Соколовой «Люди звери и бананы». Об этой работе нам рассказал режиссер-постановщик спектакля Олег Загуменнов. — Неоднозначное отношение к женской драматургии, как, собственно, и к женской режиссуре, видимо, связано с тем, что существует различие между женским и мужским взглядом на мир, а также способами его воспроизведения на сцене или экране. Женская драматургия, наверное, более чувственная... В ней видение автора, восприятие и трактовка ситуации происходят через уникальные ощущения и переживания, всегда — с точки зрения женщины. Хотя драматургию Аллы Соколовой, пожалуй, довольно сложно рассматривать в этих рамках. В ее пьесах, несомненно, присутствует взгляд со стороны, причем взгляд ироничный. Могу сказать, что это мой личный эксперимент в плане работы с женской драматургией. Режиссер определяет сегодняшний этап работы как серединный — что-то уже пройдено, что-то еще не выстроено, но уже видно, во что это выстроится в итоге. — Бывает, что начинаешь работать в определенном направлении, которое представляется абсолютно верным и однозначно правильным, а в какой-то момент репетиций понимаешь, что все гораздо сложнее, чем виделось, и что-то нужно менять. С этой пьесой происходит по-другому — то, что было непонятным, вдруг становится предельно ясным и осязаемым. Что-то казалось неживым, но артисты лишь начинают произносить слова... И каким-то образом все наполняется жизнью. Наверное, в этом одно из достоинств пьесы Аллы Соколовой. Каждый новый день работы, каждая репетиция приносят новые открытия. — Мы часто говорим о женской интуиции, о том, что женщины принимают решения, опираясь не на рассудочные умозаключения, а на то, что подсказывает им сердце. Если мужчина четко выстраивает свой путь и усилием воли идет к намеченной цели, то женщина поступает определенным образом, потому что она так чувствует, не объясняя ни себе, ни окружающим, почему, зачем и как. В начале нашей работы кто-то выразил мнение о том, что эта пьеса — скорее не драматургия, а литература; в ней недостаточно событий, конфликтов и сценического действия. Уже в процессе работы мы почувствовали, что в этой пьесе действительно нет цементирующего мужского начала, есть лишь слова, слова, слова... Но если бы за этим не возникала жизнь! А жизнь возникает — она размыта, разлита между строк, между слов. И, оказывается, есть и события, есть и сюжет. Подобный парадокс происходит не часто в работе над современной драматургией, и он удваивает притягательную силу этой пьесы. В «Людях, зверях и бананах», которые сама автор обозначила как «короткие пьесы, нанизанные, как бусы на одну нить», не поднимаются классические «мужские» темы — человек и власть, герой и толпа и т.д. Здесь есть вечная тема мужчины и женщины. — В драматургии Соколовой ощущается мягкий женский взгляд на одиночество, на зарождающее чувство, на чувство ушедшее. И во всех рассказываемых историях нет жесткости и определенности позиций драматурга по отношению к ситуации и героям, есть теплое и снисходительное женское понимание. В конце 70-х Олег Ефремов, возглавлявший тогда МХАТ, поставил там «Эльдорадо» Аллы Соколовой. Он считал эту одновременно психологическую, реалистическую и мечтательную пьесу продолжением чеховских, мхатовских традиций. — В пьесе «Люди, звери, бананы» все герои — жители одной коммунальной квартиры. Если собрать их всех вместе, мы получим некую картину мира глазами автора: зарождение и финал жизни, взгляд на человеческий мир изнутри и снаружи, мир, увиденный животными через прутья клетки в зоопарке. Мы стараемся не рассказывать эти несколько историй по очереди, у нас все герои пьесы всегда вместе, как все люди — соседи на этой планете, в этом мире. Так или иначе все мы — свидетели чужой жизни, и это влияет на то, как мы строим жизнь собственную. Хотелось бы, чтоб зритель смотрел на эти сюжеты как на взаимосвязь всех и вся. Мы стараемся найти интересную атмосферу, слагаемую на сцене переплетением разных жизней, разных судеб, разных людей, узнаваемых, симпатичных и, самое важное, живых. И здесь тоже нужно отдать должное драматургу — в формате 10-минутных пьес она довольно полно раскрывает характеры и истории взаимоотношений героев. — Мне бы не хотелось выстраивать в головах зрителей четких схем человеческих взаимоотношений и расшифровывать логику поведения персонажей. Кажется, что автор писала свое произведение, опираясь на собственную интуицию. Хотелось бы, чтоб и зритель так же интуитивно следовал ее и нашей сверх-идее — получше рассмотреть окружающий мир и людей, которые его населяют. Улыбнуться этому миру, и главное — полюбить... Наивно и доверчиво, как любят дети. Я считаю, что в сегодняшнем жестоком мире нельзя все время бить зрителя по голове подчеркнуто жестокой реальностью. Необходимо давать надежду. Хоть иногда... Источник: газета «Репортер» №20 (950) от 25 мая 2011 г.